05
февраля 2010 «МК RU»
Реформа на манеже: без иллюзии и клоунады
генеральный директор Росгосцирка,
народный артист России, Александр Калмыков. |
…Запашного сняли
в конце декабря (культурно оставив на должности творческого консультанта).
И почему-то все решили, что “вставший вместо” Александр Калмыков,
зам Запашного, всего лишь и.о., мол, о чем с ним говорить? Оказалось
иначе: Калмыков вполне себе официальный гендиректор; да, еще будут
согласно закону выборы, но пока у Александра Дмитриевича все полномочия,
механизмы, связи и отмалчиваться он не намерен: проблем множество,
надо быть сумасшедшим, чтоб выбивать на ремонт обветшавших зданий
десятки миллиардов рублей, а с другой стороны, почему нет? Один
Большой театр или 42 цирка по стране, развлекающих по 10 миллионов
человек в год? Калмыков решил мелких целей не ставить. О самом
наболевшем — в первом интервью “МК”.
СПРАВКА "МК"
Кто есть Александр Калмыков?
Родился в 1953-м. Пусть не артист (хотя по званию — народный артист
РФ), но в цирковых кругах человек очень известный, режиссер массовых
представлений (всего около 40 цирковых спектаклей). Ставил 850-летие
Москвы, закрытие Всемирных юношеских игр, легендарный фестиваль
цирка на Красной площади, цирковые спектакли по произведениям
Пушкина, Лескова, Дюма, Гете, Стивенсона. Трижды ходил в замах
гендиректора Цирковой компании, сын знаменитого Дмитрия Калмыкова
— директора Тульского цирка (собственно, Александр после аспирантуры
ГИТИСа и возглавил этот цирк в свои 25 лет). С кем только ни
работал — с Олегом Поповым, Игорем Кио, сыном Чаплина, масса
имен…
С порога Калмыков производит впечатление человека умного и устремленного.
Это уже много. Александр Дмитриевич знает цену цирку, его место;
знает все профессиональные мифы и небылицы, знает, к чему цирк
может стремиться.
— Сколь надолго вы пришли?
— Вопрос должен быть задан министру культуры, я не знаю. Но работаю
уже 35 лет в этой системе (три раза был замом гендиректора Цирковой
компании), так вот: у нас огромное хозяйство. И, видимо, министр
учитывает, что если будет приставочка “и.о.”, то вообще никто
не будет слушать, скажут — ну, это временный… Авторитет у меня
есть, но все бы ждали постоянного человека. Однако есть одно
важное правило: должны пройти официальные выборы…
— То есть можно предположить, что Минкульт посмотрит,
как вы справляетесь с обязанностями, и исходя из этого…
— Конечно.
Тем более что мы закончили первый этап цирковой реформы.
Сейчас начинается 2-й.
— Так какие цели перед вами ставит учредитель, то есть Минкульт?
—
Говорят: хороший футболист — тот, кто видит поле, ситуацию в
целом. Вот какая ситуация сложилась на цирковом рынке? Есть частный
цирк Никулина, есть цирк на проспекте Вернадского — он государственный,
но не входит в нашу компанию, или такой же статус у питерского
цирка на Фонтанке, цирков в Казани, в Ижевске. Эта ситуация закрепилась.
Практикой. Опытом. Она всех устраивает. И Минкульт в первую очередь.
Второе. В нашей Компании — 42 цирка от Калининграда до Владивостока,
78 предприятий. Очень показательный пример с Шанцевым, губернатором
Нижнего. До того как его назначили, в центре города 21 год стоял
недостроенный цирк. Он спросил: почему не можете завершить долгострой?
А потому что цирк — федеральный, денег у Центра на культуру нет.
Шанцев все сам достроил за 4 месяца. Но потом к нему пришла Счетная
палата с претензиями: нельзя было области тратиться на федеральный
объект. Хотя получается парадокс: ходят-то в этот цирк детишки-нижегородцы.
Так вот теперь мы законодательно выводим небольшую долю федерального
имущества в собственность регионам: понятно, что эта передача
виртуальная, но теперь губернаторы, если хотят, могут законно
помогать цирку, использовать цирковое здание для муниципальных
мероприятий.
— Ремонт — одна из самых больных проблем?
— Еще бы. Представьте
наши 42 цирка, которые построены в 60—70-е годы. Родина из них
выжала все. И теперь их надо отремонтировать
аккордом — сразу и вместе. Цена вопроса (по оценкам экспертов)
— 26 млрд. рублей.
— А почему обязательно сразу?
— Можно, конечно, их чинить по частям,
но это — хвост вытащишь, нос воткнешь. Бесконечный процесс… Причем
эта цифра не настолько
великая — она приближается к цене одного дома в центре Москвы
или Питера...
— Вы намекаете на Большой театр и Мариинку-2.
— А у нас вся страна
так. Хороший хозяин, понятно, стенку покрасит, но все, что касается
коммуникаций, кабеля, труб горячей и холодной
воды, пожарной сигнализации, — все это сгнило. Как поменять?
Нужно разбить стену, вытащить, вставить новые, покрасить. Или
взять самое главное — свет и звук, которые с 60-х отстают на
целое поколение.
— Каковы перспективы того, что средства вам выделят?
— Полагаю,
что достучимся. Да, на 2011 год для нас запланированы какие-то
деньги, но их мало: если ремонтировать по 1—2 цирка
в год, это растянется на 30 лет. Но ремонт — это, увы, не всё.
— Есть социально острый кадровый вопрос...
— О да. У нас есть артисты
очень хорошие, хорошие, средние и плохие, как и в любом виде
искусства. Конечно, избавляться от плохого
трудно, потому что это люди часто бесквартирные, положившие жизнь
на цирк, с детьми, со скарбом перемещаются по стране. Ничего
кроме своего номера не умеют. И вот их надо выгнать. То есть
просто приговорить. Стараемся не идти на радикальные меры, но
решать этот вопрос придется, и сокращение артистического штата
будет обязательно. Стареют люди морально, устаревают костюмы,
музыка, реквизит. Былое чудо превращается в анахронизм.
Моральная старость жанра
— И наконец самое важное, что нас ждет: “ремонт” самого искусства.
—
Да, сальто-мортале, стойка на руках — вещи основополагающие, они
не стареют. Но вот подача, форма: костюмы, дизайн, музыка,
свет — все нуждается в кардинальном обновлении. Цирковые шоу
требуют серьезных вложений, чтобы у наших детей раздвинулись
эстетические границы. Ведь никто не знает, где кончается театр
и начинается цирк. Работал же гениальный балетмейстер в Ленинграде
Якобсон — так половина его пластики состояла из акробатики. Причем
конкретной такой, трюковой, из акробатики и эротики. И где там
граница балета и цирка? Или цирк Соломонского (сейчас Никулина)
в начале века в качестве аттракциона показывал кинопроектор.
И все говорили: ох, какая иллюзионная штука!
У нас есть потрясающие режиссеры, хореографы, дизайнеры, но вот
они приходят, рассказывают о своих задумках, а меня начинает
мелко трясти, потому что понимаю, во сколько все это обойдется...
— Во сколько же это обойдется?
— Я выглядел бы совершенно нелепо,
если бы сейчас сказал вам, что пробью 26 миллиардов на ремонт
и 50 миллиардов на новые цирковые
спектакли. Однако у меня есть талантливый друг-голландец, его
мать была в списке Шиндлера. Я спросил — как тебе удалось заработать
за жизнь 300 миллионов долларов? (Это ж не Россия, там не наворуешь.)
Он ответил: “До 40 лет бился головой в закрытые двери, и вдруг
одна открылась”. Вот и я буду биться. Я не стремился к власти.
И достаточно скептически отношусь к системе всяких повышений.
Тем не менее, получив эту должность, хочу попробовать прежде
всего развязать всем, кто работает в Росгосцирке, руки. Людям
творческим — на творчество, финансистам — на новые варианты прибыли.
Надо ставить высокие цели. Надо завести людей, чтобы они захотели
создавать.
Плохой акробат все равно каждый вечер рискует жизнью
— Завести, говорите? А будут ли цирковым повышены зарплаты?
— Это
моя первая цель на новом посту. Мы разделили зарплаты артистов
на четыре категории — высшая, первая, вторая и только пришедшие
артисты. Установили новый минимум для только пришедших: раньше
он был 8500 руб. в месяц, будет — 20 000 руб. То есть только
что пришедший артист сразу получает не менее 20 000.
— И когда произойдет повышение?
— Волокитная штука, мы должны с
каждым артистом перезаключить договор, надеюсь, что до 1 марта
это случится. Но эти деньги мы
должны
сами же и заработать. А взять прошлый год — он был просто ужасным:
сначала кризис, потом свиной грипп (и как следствие — запреты
губернаторов водить детей в цирк), на елки надеялись, а тут погодка
свалилась в минус 40, заносы… но все равно вышли с прибылью.
К тому же это лишь первый этап повышения зарплат. Ведь для ряда
артистов и сумма в 100 000 руб. недостаточна. Потому что существует
в шоу-бизнесе некая справедливость, которую ввела группа “Ласковый
май” лет двадцать назад. Их прокатывал один старый директор,
матерый дед, и вот пришли к нему в “Олимпийский” совсем юные
мальчики. Он спрашивает: “Ну, сколько вам, мальчики, заплатить?”
— и называет самые большие ставки, которые платят выдающимся
артистам. А мальчики говорят: нет, нам так не надо. Вы нам с
каждого кресла заплатите по 3 рубля! У него очки упали. Я хочу
сказать, что и в цирке сейчас есть такие феномены, которые имеют
право на значительный процент от вала, и они должны его получать.
Будущее цирка: с животными или без?
— Когда тигр напал на Артура Багдасарова, мы, соболезнуя, написали
про это статью, а наши читатели на сайте mk.ru в комментариях высказали
совсем иную позицию: дескать, в Европе животные в цирке давно запрещены,
и мы немедленно должны прийти к этому!
— Те, кто говорит, что Европа
и Америка сегодня работают без животных, либо не знают, либо лукавят.
Тенденция существует, это правда.
Так, Фонд дикой природы считает, что дикие животные должны жить
в лесу. В природных условиях. А в цирке могут остаться лишь кошки,
собаки, лошади — домашняя живность.
И мы последние 20 лет имеем сумасшедшие предписания от западных
ветеринарных служб. Скажем, у вас номер — 10 медведей. Так для
проживания в цирке одному медведю положено пространство по немецким
ветеринарным нормам 5,5х5,5х5,5 метра. А если их десять? Поэтому
директора европейских цирков не хотят связываться с ветеринарами,
но цирковое искусство от этого страдает!
— В цирке Дю Солей не страдает.
— Да, и цирк Дю Солей, и Ронкалли
лет 25 назад продекларировали, что у них не будет никаких животных.
Эту декларацию они продолжают
продвигать. Поначалу многие им пытались подражать, но в целом
тенденция себя не выдержала, потому что в той же Канаде кроме
Дю Солей есть еще десяток цирков, где животные есть.
Или в Париже зайдите в главный цирк “Буглион”, где обнаружите лошадок по сто
тысяч евро каждая в совершено сказочной дрессуре, белых тигров и львов. Они-то
как раз ценят традиционность, именно поэтому во Франции Дю Солей как цирк
не воспринимают. Французы считают его эстрадным шоу, а не цирком.
— А что касается России?
— У нас на сей момент цирк без животных
невозможен. Если вам кажется, что дрессура негуманна, что нарушаются
взаимоотношения в природе,
извращены отношения человека и хищника, — дело ваше, не работайте
с животными! А вот Николай Карпович Павленко, лауреат Госпремии,
лучший наш дрессировщик, отвечает “зеленым” на вопрос: “Какой
главный критерий определяет комфортное существование хищника?”
Любой зооспециалист ответит: “Рождаемость!” — “Так вот у Павленко
в цирке рождается десяток тигров каждый год”. Он сам забудет
поесть, но тигры у него живут так, что и в волшебном сне не приснится:
сыты-помыты-расчесаны, работают с кайфом.
— И в каком направлении должна развиваться дрессура?
— А вот посмотрите.
Раньше, при коммунизме, мы все были “рекордистами”. Всё кому-то
что-то доказывали. Сегодня ты сделал двойное сальто?
Значит, в следующей пятилетке обязан сделать тройное с пируэтом!
Получишь орден, поедешь за границу представлять страну. То же
было и в дрессуре. Мы требовали от животных таких вещей, которые
они в природе никогда не делали. Приведу свой пример. Лет 15
назад я придумал номер артисту Олегу Красову. Трюки — у любого
циркового спроси — что-то невозможное: на высоте 18 метров стоит
гималайский медведь на одной лапе, качаясь на трапеции. А потом
перебирает передними лапами кубики на трапеции. Затем становится
на башку и вращается под куполом. Мы думали, что у ног этого
медведя будет весь мир. Но вот пришел ко мне на репетицию один
очень известный латиноамериканский импресарио и вздыхает: “Саша,
вы, русские, ничего не понимаете. Вы хотите, чтобы медведь у
вас стоял на ресницах, а мы хотим видеть, как человек ласкает
животное. Мы хотим видеть в нем человеческие черты”.
— То есть будущее дрессуры — игра?
— Конечно! Люди должны видеть,
что хищника не заставляют, не принуждают, а он сам ждет семи
часов вечера, чтобы выйти и просто побаловаться.
У нас есть Юля Денисенко, которая работает на коньках с белыми
медведями (самые опасные хищники в цирке). И когда такое 3-метровое
чучело выходит — становится страшно. И что же Юля делает? В ее
номере белый медведь разгоняется и на пузе едет по льду, катается
с полным удовольствием — ж-ж-ж! Зрители в восторге. Потом она
прыгает на это огромное тело и начинает его, как в “Полосатом
рейсе”, причесывать… Я смотрю и восхищаюсь, ничего другого и
не нужно! И наши отношения с животными, конечно, будут все более
гуманизироваться.
Клоуны смешные и не очень
— Маленький вопрос: давным-давно мы не видели взаправду смешных
клоунов! Все они какие-то…
— Э-э, вопрос немаленький. Представьте
— сидит полный цирк, музыканты, алкоголики, профессора, дети —
и всех их надо рассмешить! И не
на уровне известных телевизионных шуток, а по-доброму, тонко,
с чувством многоточия… чтобы наивность была. Для этого нужен
великий талант. Таких людей во всем мире становится все меньше
и меньше. Комики и клоуны сродни юродивым. А у нас пропали городские
сумасшедшие, пропали городские дураки, а клоуном надо родиться.
И некому учить на клоуна. Некому писать для клоуна. Хотя “писателей”
сегодня много, но пишут они пошло и плохо. К тому же здесь вопрос
престижности профессии. Ведь на уровне подростковой самодеятельности
у нас много талантов, но вот исполняется ребенку 17 лет, и мама
говорит: “Все, сыночек, с цирком закончили. Теперь — в юридический”.
Вот и всё. Не престижно. Бонуса нет.
Авиация на страже цирка
— Гимнасты Волковы мне рассказывали, что некой централизованной
фабрики, изготавливающей оборудование для цирковых, нет, все делают
какие-то знакомые кулибины по спецзаказу…
— Да, ни магазина, ни
спецфабрики для сложного циркового реквизита у нас нет. Хотя есть
фабрики, которые шьют костюмы, обувь, делают
парики и шляпы, ковры и декорации. Потому что реквизит в цирке
всегда уникален, это всегда изобретение, его нельзя поставить
на поток. У вас в голове родился номер. К нему вы, как Леонардо,
задумали аппарат, которого доселе в природе не существовало.
Идете с этими мыслями на завод, как правило, авиационный. Подчеркиваю,
завод это делает, а не дядька на коленке. Так вот вы заключаете
договор с конструктором, долго объясняете ему, что хотите в результате.
Целое дело. Он чертит чертеж. Потом изготавливают. Начинаете
летать — все не так. И вот пошло по семь переделок!..
Затем приносите аппарат в цирк. А сотрудник отдела техники безопасности
и говорит: “А давай-ка, сыночек, проверим, соответствует ли твой
аппарат ГОСТам!” Так, на трапецию должна быть 10-кратная нагрузка.
Если ты с партнершей весишь 100 кг, то трапецию проверяют на
1000 кг. А потом только выдают официальный технический паспорт.
Без этого тебя на манеж никто не выпустит. А если выпустит —
сядет в тюрьму, и это не шутка.
Риск — часть профессии!
— Недавно упали воздушные гимнасты Волковы… Как-то возможно в
цирке регулировать травматизм?
— А можно встречный вопрос: если
бы Волковы не разбились, ваша газета о них написала бы? Это не
упрек журналистам, это факт.
Есть скандал — пишем о цирке, нет — не пишем. Конечно, нас подобное
положение дел обижает. Мы из любимейшего народом искусства превратились
в скандальное. Но по сути… Вот у меня был друг, Александр Акимович
Городецкий, который высказал такую парадоксальную мысль: с тех
пор как с площадного цирка исчез риск жизни, зрители перестали
активно интересоваться этим видом искусства. Может, это слегка
циничная фраза. Но… периодически бываю в Испании, в центре города
стоит стадион-коррида. Я лично смысла в этом сакральном принародном
убийстве бедного животного зрелища не нахожу никакого. Но тем
не менее этот вид кровавого шоу сотни лет существует, и зараз
собирает сотни тысяч людей. У публики есть тяга к риску, зрители
хотят видеть опасность.
Отсюда и дуализм в нашем цирке: с одной стороны, мы обязаны защищать
канатоходца, который идет на сумасшедшей высоте, привязывать
его всячески и… но как только зритель видит все эти лонжи, ему
становится скучно. Поэтому риск в цирке является частью профессии.
Но мы, цирковые чиновники, обязаны следить за тем, чтобы риск
был защищен. Нужно продумать падение артиста, предвидеть его
плохое настроение, мало ли кто-то позвонил — от гимнаста ушла
девушка… Вот, например, у нас работают одни из лучших акробатов
в России — Черниевские. Среди них есть небольшой парень, главный
прыгун, делает просто феноменальные трюки. И как только номер
заканчивается, он вбегает за кулисы и кричит: “Дайте-дайте кто-нибудь
мобильный, скорее!” Набирает: “Мама, я жив!”
Интервью и фото: Ян Смирницкий
|
